В США имеет хождение теория, согласно которой внешняя политика Москвы напрямую определяется уровнем цен на энергоносители. Что высокие цены как бы ударяют в русскую голову. Причем даже вне зависимости от политической природы этой головы.

Например, в начале семидесятых, дескать, горючее было дешевым, и вот брежневская голова надумала вдруг мириться с Никсоном, затевать разрядку международной напряженности и соглашаться на ограничения вооружений. Но стоило ценам подняться, как СССР расхотелось дружить с Западом.

Новая большая игра

Накопив петровалюты к концу семидесятых, Москва бросила политику разрядки, начала играть мускулами, потянулась вроде бы снова к Индийскому океану, к теплым морям, словно вспомнив опять про «большую игру» — так называли в XIX веке многоходовую комбинацию, которую вели в борьбе за Ближний и Средний Восток великие державы.

Но вот в восьмидесятых годах цены на нефть снова резко пошли вниз, и Москва поскромнела, стала искать пути к новой разрядке, предлагать разоруженческие программы и общечеловеческие ценности.

К 1991-му году советская казна совсем опустела из-за дешевизны углеводородов. В итоге СССР и вовсе рухнул, распавшись на составные части.

Главная из них — Россия — усиленно старалась дружить с Западом и прежде всего с США, пока нефть была дешева. Но вскоре снова возгордилась, как только цены пошли резко вверх.

И так как в последние годы они достигли уже неслыханного, рекордного уровня, то пропорционально ему выросла и уверенность России в своих силах.

Она не просто «встала с колен», как модно сегодня говорить, а уже вроде бы начинает посматривать на энергетически зависимые страны сверху вниз, что ли.

Кто перед кем на коленях?

Интересно, что один из сторонников «нефтяной теории» выпускник Гарвардской школы бизнеса и известный обозреватель Филип Брутон хоть и не вполне владеет современным российским политжаргоном, но прибегает к схожей анатомической метафоре: «Если ближневосточные правители требовали только того, чтобы Запад, в обмен на стабильность поставок энергии, лишь закрывал глаза на их домашние привычки, то русские скорее всего потребуют куда более высокой цены. Если мы в ближайшие годы не создадим реальных альтернатив нефти и газу, то нам придется выполнять приказы Москвы»

«Россия Владимира Путина создает экономическую машину, способную поставить Европу, США и страны Азии на колени», — заключает Брутон.

Большинство читателей, наверно, поморщится: преувеличение! И вообще — обязательно, что ли, кому-нибудь на колени вставать? Разве нельзя всем уважительно сидеть — за столом переговоров, например? Ну а уж если стоять, то почему бы не в полный рост?

Да и теория относительно прямой зависимости политики Москвы от цен на нефть, хоть и кажется убедительной — ведь простые объяснения так соблазнительны! — но не слишком ли все-таки примитивна?

А как насчет множества других факторов — от производительности труда, до идеологической составляющей и просто состояния здоровья и психики лидеров? Ведь Брежнев к концу 70-х уже был — как бы это сказать? — не в лучшей спортивной форме. А в начале десятилетия, когда затевал «детант», соображал еще великолепно.

Андропов в начале 80-х, по медицинским в основном причинам, религиозно уверовал во «Внезапное ракетно-ядерное нападение» со стороны США и из-за этого чуть мировую войну не начал. Причем тут нефть и колебания цен?

Но доля истины, возможно, в нефтяной теории есть. Например, известно, что Рейган и на самом деле договаривался с Саудовской Аравией в начале 80-х о резком увеличении количества выбрасываемой на рынок нефти — и по сугубо внутренним экономическим соображениям и для того, чтобы ударить по советской экономике, затруднить войну в Афганистане.

И, кажется, эти цели были в значительной мере достигнуты. Связанные с удешевлением нефти трудности, возможно, даже помогли Горбачеву уговорить своих более консервативных коллег на перестройкуї

Нефтяные сокровища и дырка от бублика

Впрочем, российско-американское нефтяное соперничество имеет давнюю историю. Первый конфликт наметился уже в 80 — годы XIX века. Причем двигателя внутреннего сгорания тогда еще не существовало, но нефть уже открывала дорогу к несметным богатствам — производимый из нее керосин совершил революцию в образе жизни человечества, впервые обеспечив его надежным освещением.

Во всем мире в тот момент в промышленных масштабах нефть добывалась только в США и России. Бакинские месторождения контролировались российской компанией, принадлежавшей шведам — братьям Нобелям. Они вступили в коалицию с парижскими Ротшильдами, а против них «сражалась» американская «Стандарт Ойл» Джона Рокфеллера.

Война за мировые рынки сбыта была жестокой и пленных в ней не брали. Все средства были хороши — прежде всего, демпинг, но и политическое давление и давление психологическое, иногда приближавшееся к шантажу, все шло в ход.

Битва продолжалась бы, наверно, еще много лет, но в России произошла Октябрьская революция. На Западе мало кто верил, что большевики — это всерьез и надолго. Давно связанные с Россией Нобели, впрочем, понимали ситуацию лучше. По крайней мере они пытались продать свои бакинские активы.

И покупатель нашелся — «Standard Oil of New Jersey» (S.O. of NJ). Купили, вроде бы, по дешевкеї Но фактически  — дырку от бублика, поскольку сам бублик большевики к тому моменту уже национализировали.

Этот эпизод усилил враждебность американского нефтяного истэблишмента к СССР. Наследники империи Рокфеллера пытались организовать бойкот советской нефти («покупать ее — значит скупать краденое», писал глава компании «S.O. of NJ» Уолтер Тигл своим коллегам — руководителями крупнейших нефтяных концернов.

Но бойкот не продержался долго, и СССР неизбежно стал одним из крупнейших игроков на мировом нефтяном рынке. Некоторые американские экономисты даже считают: если бы не бакинская нефть, не устоять бы советской власти.

Так или иначе, но две мировые войны показали решающее значение «черного золота».

Гитлер и воевать с СССР ринулся отчасти в погоне за нефтью Кавказа и проиграл войну во многом из-за нехватки горючего, грубо просчитавшись относительно того, сколько его понадобится на тяжелых российских дорогах (в среднем почти в два раза больше, чем на дорогах Западной Европы).

Кто владеет нефтью, тот владеет миром?

Уже в 1943 году министр внутренних дел США Гарольд Икес провозгласил беспрепятственный доступ к нефти важнейшей стратегической задачей новой эпохи.

«Если когда-нибудь дело дойдет до Третьей мировой, то воевать придется с помощью чьей-то чужой нефти, потому что наша кончается», — объявил он.

Потом, в 1948-м, была предпринята попытка развернуть массированную государственную программу по переходу на синтетическое топливо. Ее даже называли «новым Манхэттенским проектом» — по аналогии с программой создания атомной бомбы. New-York Times поспешила объявить зарю новой эры.

«На протяжении следующего десятилетия новая индустрия освободит нас от зависимости от иностранных источников нефти», — уверенно провозгласила газета. Но куда тамї

Вместо обещанных 10 миллиардов долларов государство ассигновало на развитие новых технологий лишь 85 миллионов. В целом производство горючего «из угля, воды и воздуха» оказалось нерентабельным. Между тем, проблема обострилась.

Речь шла уже не только и не столько о будущих потребностях гипотетической (слава Богу!) войны. Само нормальное функционирование и рост американской экономики оказались напрямую привязаны к мировому нефтяному рынку.

Мечты об энергетической независимости пришлось оставить и вместо этого положиться на ближневосточные нефтяные богатства и, прежде всего, Саудовскую Аравию. Но сам этот регион оказался одним из главных центров нестабильности — из-за арабо-израильского конфликта и «пробуждения» исламского радикализма. Арабское нефтяное эмбарго 1973-го года стало мощной встряской, заставившей США и другие страны Запада всерьез заняться поиском альтернативных источников энергии — значительные суммы были вложены в их развитие. Но они не могли — и не могут до сих пор — ни в каком приближении заменить нефть, газ и уголь.

Ужасным годом в истории США считается 1979. Сначала в Иране пришел к власти аятолла Хомейни, и недостача иранской нефти сразу обернулась резким ростом цен на нее. (Добавьте к этому унижение от захвата заложников).

И не успели американцы опомниться, как под Рождество того же ужасного года советские войска вторглись в Афганистан.

Столь рискованная игра имела смысл, только если СССР действительно собирался возобновить «Большую игру» — с целью дотянуться до Персидского залива с его нефтяными богатствами.

Это уже было похоже на новую мировую войну — правда, пока энергетическую.

Но поражение в ней грозило США и Западу настоящим крахом. Поэтому столько сил было брошено и на поддержку афганского движения сопротивления и на снижение мировых цен на нефть. До предела встревоженная развитием событий вблизи ее границ Саудовская Аравия была открыта к сотрудничеству. Кто же знал, что «моджахеды» могут со временем эволюционировать в «Аль-Каиду».

Петрорубли против петродолларов

Эти термины не имеют ничего общего с Петроградом, Петродворцом и так далее. Но общий корень все же есть: имя Петр происходит от древнегреческого слова «камень», а название нефти на том же языке — Петролеум — означает «каменное масло», то есть маслянистую жидкость, полученную из камня.

При этом термины эти означают не просто деньги, полученные от продажи нефти. Согласно модной, хоть и не бесспорной теории, петродоллары — это деньги, прямо или косвенно реинвестированные производителями нефти в американскую экономику.

Сам факт, что расчеты за «кровь мировой экономики» по всему миру производятся именно в долларах, чрезвычайно выгоден США и практически вынуждает многие государства мира опираться на «баксы» в своих золотовалютных резервах. И такая система, дескать, и позволяет американцам процветать в долг и диктовать свою волю.

Однако многие серьезные экономисты, в том числе американские, отмечают, что дело обстоит сложнее.

Например, роль мировой нефтяной валюты имеет свои серьезные минусы для стабильности доллара и делает США слишком зависимыми от производителей: мало того, что надо беспокоиться о бесперебойной поставке горючего, так еще и внезапные сбросы американских денег малопредсказуемыми режимами таит в себе огромную опасность.

Отсюда вытекает еще одна модная теория, которую первым сформулировал американский же исследователь и публицист из университета Джона Хопкинса Уильям Кларк: что именно забота о петродолларах движет американской внешней политикой. Например: в 2000 году Саддам Хусейн отказался от долларовых расчетов в программе «нефть в обмен на продовольствие» и тем самым подписал себе приговор.

Иран создал нефтяную биржу, где цены назначаются в евро, и США принялись нагнетать напряженность, грозя Тегерану войной. Российские лидеры приняли программы перехода на рублевые расчеты при продаже своей нефти в 2006 году и вот вам пожалуйста — отношения между двумя странами в последнее время до предела обострились.

В этой теории, наверно, тоже есть доля истины. Но именно доля. На самом деле есть множество других, политических и экономических причин, толкнувших США на войну в Ираке. Иранские лидеры дают сколько угодно других поводов для обострения отношений (одна ядерная программа чего стоит). И резко антиамериканская риторика и практические действия Москвы (отнюдь не только в нефтяной области) воспринимаются в США как враждебные.

Но все это — слишком сложно, а люди требуют нефти, вернее, хлеба и зрелищ.

И простых, ясных объяснений всего вокруг происходящего.

http://newsland.ru