Сегодня мы представляем вниманию читателей интервью с главой представительства рейтингового агентства Standard&Poor's в России и СНГ Алексеем Новиковым.

"Yтро": Не так давно аналитики Standard&Poor's заявили о том, что рост суверенного рейтинга России, так же как и перспективы экономического роста, может быть ограничен, так как позитивной динамике развития мешает чрезмерная зависимость экономики страны от нефтегазового сектора.
Алексей Новиков: Действительно Standard&Poor's две недели назад опубликовала аналитическую записку, которая обращает внимание на зависимость российской экономики от нефтегазового сектора и на то, к каким последствиям, в том числе и негативным, это может привести. Но там ничего не было сказано о невозможности повышения кредитного рейтинга России в связи с нефтяной зависимостью. Мы также не говорили о том, когда он может быть изменен.

Дело в том, что у нашей компании существует два принципиально различных типа публикаций. Один из них привязан к рейтинговым решениям: когда мы либо подтверждаем рейтинг, либо изменяем его. Это тип публикаций, из которого можно сделать вывод о том, что произошло с рейтингом.

Другой тип публикаций – это аналитические бюллетени, которые не сопровождают рейтинговые решения. В них просто рассматриваются те или иные риски, в данном случае риск зависимости от нефтегазового сектора. И когда мы говорим о том, что суверенный рейтинг может быть ограничен этим фактором, это не означает, что кредитный рейтинг российского правительства не может быть повышен, поскольку уровень рейтинга зависит от очень многих причин, и это лишь одна из них. Нефтяная зависимость ограничивает рейтинг, а фактор, например, высокой ликвидности, огромных резервов в $260 млрд или быстро растущего Стабилизационного фонда ($60 млрд), профицита бюджета и т.д. при сохранении консервативной финансовой политики может привести, наоборот, к решению о повышении рейтинга. Каков будет результат баланса этих различных факторов, решает рейтинговый комитет нашей компании, следуя критериям и специально установленным для этого процедурам. Поэтому не имеет смысла выхватывать отдельный фрагмент и на его основании делать выводы.

Теперь по поводу самой зависимости. Почему это важно и что с этим делать. Действительно, если мы посмотрим на цифры, ты увидим, что где-то 65% российского экспорта и 50% бюджета зависят непосредственно от нефти и газа. Если взять весь экспорт, то это примерно $240-250 млрд, и 65% от них – это $160 млрд – огромная сумма. И зависимость здесь двоякая. С одной стороны, если 50% бюджета генерируется налогами от доходов нефтегазового сектора, это заставляет думать о том, что случится, когда цены будут не столь благоприятными. Пускай это наступит не завтра, но тем не менее. Страна – это ведь огромный организм, и нужно рассчитывать на 5, 10, 15 лет вперед.

Другая проблема – это влияние огромных доходов, которые приносит России экспорт нефти, на различные монетарные индикаторы, в том числе - на курс рубля. Совершенно очевидно: чем больше долларов приходит в страну, тем он выше. И в этом случае Россия может оказаться в ситуации, когда давление на курс рубля будет настолько сильным, что в конечном итоге издержки предприятий обрабатывающей промышленности окажутся слишком высокими. И импорт станет выгоднее, а экспорт не нефтяной и не газовой продукции будет слишком дорогим, поскольку курс национальной валюты будет очень высоким. Это классический случай "голландской болезни", которой у нас пока еще нет, но симптомы ее уже могут быть обнаружены. Почему ее нет? Потому что нефтегазовый сектор в последние годы не растет быстрыми темпами. У нас гораздо быстрее растут услуги, строительство и т.д. А при классическом варианте ресурсный сектор должен активно расти, а обрабатывающая промышленность постепенно приходить в упадок. Так было в Голландии в начале 70-х гг. после открытия Гронингенского месторождения газа, на тот момент самого крупного в мире. И когда в Голландию пошла валюта, вырученная за газ, укрепилась валюта национальная и возникла ситуация, при которой экспорт голландской продукции не газового сектора оказался под вопросом в связи с тем, что эта продукция стала слишком дорогой. У нас, к счастью, большого экспорта обрабатывающей промышленности нет. Если посчитать, сколько приходится на нефть, газ, металлы, алмазы и золото, то для всего остального реально останется очень небольшая цифра – $10-15 млрд из 250-миллиардного экспорта. И это в основном экспорт вооружения и относительно небольшого ряда продуктов машиностроения. Рынок вооружения – особая материя, так что оставим его в стороне, а на все остальное приходится буквально несколько миллиардов. Казалось бы, небольшая потеря с точки зрения доходов. Но что это за предприятия, которые выпускают продукцию на экспорт? Это, как правило, градообразующие предприятия, то есть расположенные в городах, где они являются крупнейшими работодателями. На них работают сотни тысяч человек. В крупных городах, таких как Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Самара, Новосибирск, всегда можно найти альтернативную работу. А в сравнительно небольших городах, где эти экспортные предприятия являются главными плательщиками в местный бюджет и главными работодателями, отыскать другую работу в случае потери работодателем экспортного рынка очень сложно. Социальные проблемы, связанные с тем, что этот весьма небольшой по объему экспортный сектор придет в упадок, будут весьма заметны.

При этом, если вы посмотрите на инвестиции, которые были сделаны за последнее время, то обнаружите, что по доле от ВВП они составляют порядка 21%. Сравнивая этот параметр с аналогичным в других странах, можно сказать, что это очень низкая доля. У Казахстана доля инвестиций составляет порядка 27% от ВВП, у Китая вообще около 45%. По сути, это означает следующее: рост обрабатывающих отраслей, который был продемонстрирован в результате высокого внутреннего спроса, не имеет высокого качества, то есть в значительной мере не основан на программах модернизации и технического перевооружения. И как только население и производственный сектор станет еще более богатым, изменит свои запросы и не найдет на внутреннем рынке альтернативы импортным товарам, вот с этого момента действительно может начаться "голландская болезнь".

Разумеется, есть разные рецепты ее лечения и профилактики. Во-первых, структурные реформы. К сожалению, за последнее время они были сильно замедлены, но если они продолжатся в том или ином виде, то, конечно, острота этой проблемы будет снята. Потому что у предприятий могут появиться дополнительные стимулы, в том числе к росту производительности труда. В принципе, в укреплении рубля ничего страшного нет, если производительность труда растет быстрее, чем укрепляется национальная валюта. Но если она растет медленнее или вообще не растет, начинаются проблемы, экономика становится неконкурентоспособной. Пока производительность труда росла достаточно быстро, во всяком случае, не отставая от темпов укрепления валюты. Однако в разных секторах ситуация совершенно разная. И для того, чтобы общая производительность труда росла еще быстрее, нужны инвестиции, а, как мы видим, они-то как раз находятся на достаточно низком уровне.

Сбалансировать проблему может еще и консервативная финансовая политика правительства, в том числе стерилизация денежной массы с помощью Стабилизационного фонда. Если правительство не пустится в активные расходные проекты текущего характера и тем самым не будет подстегнута инфляция.

Итак, высокие доходы от экспорта энергоресурсов в условиях высокой конъюнктуры цен несут с собой опасность. В этом и есть основная цель нашей аналитической записки, которая была представлена рынку.

"Y": Однако государство сейчас нередко заявляет о своем стремлении быть великой энергетической державой. Получается, что страна стоит на неправильном пути экономического развития?
А.Н.: Можно позиционировать себя как энергетическую державу, но при этом не забывать об опасностях узкой специализации и сырьевой зависимости и уделять достаточное внимание развитию других отраслей. Наличие природных ресурсов – это колоссальное преимущество нашей страны. Учитывая состояние российской экономики после распада СССР, когда значительная часть отраслей оказалась неконкурентоспособна, ресурсный сектор остался, по сути, одним из важнейших источников доходов, в том числе бюджетных. Ресурсный сектор спас российскую экономику и продолжает ее спасать уже на протяжении значительного времени. Так что за ним нужно "ухаживать".

Тем не менее вряд ли можно измерять величие России как энергетической державы степенью зависимости других стран от поставок энергоресурсов из России. Если вы посмотрите на долю "Газпрома" в общей структуре потребления газа европейских стран, то увидите, что она сильно варьируется от страны к стране. В Великобритании, Испании, Дании, Португалии, Швеции, Ирландии, Люксембурге эта доля равна нулю; в то же самое время она достигает 100% в Финляндии, Словакии Латвии и Литве. В среднем, зависимость стран Евросоюза от поставок "Газпрома" составляет 25%, что, в принципе, довольно большая цифра, однако не настолько большая, чтобы считать зависимость европейских стран от газового экспорта из России непреодолимой для них проблемой. Для удержания этой доли Россия постоянно должна доказывать, что она надежный поставщик энергоресурсов.

"Y": Каковы ваши прогнозы развития ситуации на мировом энергетическом рынке на ближайшую перспективу? Какими вы видите в нем роль и место России?
А.Н.: Россия является и останется в обозримом будущем одним из самых важных оков на этом рынке, прежде всего, благодаря своим колоссальным запасам. Однако все это можно испортить политическими обстоятельствами, потому что главное для потребителей – это надежность. Конфликт с Украиной в начале года, с точки зрения восприятия России как надежного поставщика, нанес большой ущерб репутации России и "Газпрома", независимо от того, на чьей стороне была правда. Конечно, реально у многих европейских стран нет возможностей быстро переориентироваться с российского сырья на альтернативные поставки. Но с таким настроением лучше не работать. И все прекрасно это понимают: российское правительство, руководство компаний-экспортеров. Нет ощущения, что этот риск недооценен. Но он, так или иначе, реализовался, и негативные последствия нужно преодолеть.

"Y": Насколько, на ваш взгляд, актуальна тема мировой энергетической безопасности, вынесенная на обсуждение на саммите G8?
А.Н.: Если понимать под энергетической безопасностью надежность поставок и диверсификацию, то эта тема важна. Не только для России, но и для многих европейских стран, США, Японии, Китая и Индии, то есть для всех крупных и бурно развивающихся экономик. И здесь у поставщиков и потребителей могут быть разные взгляды. Импортерам хочется диверсифицировать риски зависимости от импорта энергоресурсов и, следовательно, увеличить число источников импорта сырья, а у экспортеров та же задача диверсификации состоит в увеличении числа потребителей и их географического разнообразия. Здесь возникает проблема объемов ресурсов: хватит ли их, например, у России, чтобы удовлетворять потребности и Китая, и Западной Европы? Понятно, что экономики бурно растущих стран, таких как Китай (темп роста ВВП около 12%), от топливно-энергетического сектора зависят очень сильно. Так что важность этой темы, на мой взгляд, достаточно очевидна.

"Y": В последнее время в высших российских экономических кругах поговаривают о том, что продолжающееся укрепление рубля не несет в себе той доли опасности, о которой периодически заявляют независимые аналитики. Кто, на ваш взгляд, прав в этой ситуации?
А.Н.: Здесь нет особого противоречия. Было проведено замечательное исследование Экономической экспертной группы (ЭЭГ) под руководством Е.Гурвича. Специалисты ЭЭГ выяснили, что укрепление рубля пока что не сковало развитие российской экономики, потому что внутренний спрос укреплялся быстрыми темпами и остается высоким. Так что преувеличивать эту тенденцию не надо. Плюс к этому укрепление рубля нужно рассматривать в контексте роста производительности труда. Потому что если она растет быстрее темпов укрепления национальной валюты, то укрепление рубля само по себе не страшно. Страшнее резкое, скачкообразное изменение валютного курса. Например, сейчас обсуждается проект создания нефтяной биржи и перевода расчетов по нефти на рубли. Реализация данной идеи может существенно повлиять на монетарную политику и достигнутые ею результаты, так как она предполагает резкое увеличение спроса на российскую валюту.

"Y": А как вы вообще относитесь к этой идее?
А.Н.: Обычно об этом проекте упоминают в том контексте, что рубль стал конвертируемым и что он может когда-нибудь стать резервной валютой. Это может быть очень нескоро, потому что конвертируемость валюты и желание использовать ее в качестве резервной зависит, прежде всего, от репутации монетарной и экономической политики правительства, мощи экономики, ее устойчивости. На начало 2006 г., по данным МВФ, если все мировые золотовалютные резервы принять за 100%, то около 66,4% приходится на доллар США, 28% – на евро, 4% – на фунт стерлингов, 3% – на йену. Другие валюты в качестве резервных практически не представлены.

Что касается валюты как средства расчетов, то, раз уж участники рынка привыкли расплачиваться долларами за нефть, значит, так рынку удобнее, по крайней мере на сегодняшний момент. Честно говоря, с практической точки зрения, контуры этой идеи пока непонятны. Все главное содержится в деталях, а раз самих деталей пока нет, то оценить эту идею трудно.

Екатерина Трофимова

Инф. utro