В ночь на тридцать первое семидесятипятилетний миллиардер попытался встать с кровати, твердя перепуганной сиделке, что ему нужно идти в школу. Его не стало в полдень следующего дня. Луиза, старшая дочь покойного, все утро державшая отца за руку, записала в свой дневник последние слова Джона Моргана. В 11.35 отец открыл глаза, посмотрел ей в лицо ясным взглядом, в котором не было и следа боли, немощи старческого маразма, и произнес: "Моя дорогая Салли Вест..." Вслед за этим началась агония.

Луиза была любимицей отца, его верной спутницей и хранительницей тайн: она знала все папины секреты, вела счет всем его ицам (со многими из них она даже дружила) и могла поклясться, что никакой Салли Вест в жизни Джона Моргана никогда не было. Так началось длинное, временами захватывающе интересное, временами утомительное семейное расследование, которое с небольшими перерывами продолжалось несколько десятков лет. Отец был для Луизы всем (из-за этого она вышла замуж лишь в 32 года), и наследница Моргана не жалела денег на гонорары детективам и архивариусам.

...В детстве он был слабым и болезненным мальчиком - детектив Питер Фортескью, известный специалист по приватным расследованиям, подробно описал это в своих бумагах. Кожные болезни, воспаления легких, артрит, легкая эпилепсия - соседи говорили, что у маленького Джона дурная кровь, и это было чистой воды правдой.

Пайерпонты, давшие жизнь матушке Джона, отличались старинным происхождением и явными признаками вырождения. К концу XIX века от былого великолепия их рода остались лишь хорошие манеры, передающиеся из поколения в поколение, да тяга к изящному: преподобный Джон Пайерпонт, священник одной из бостонских церквей, читал отличные проповеди, кормил жену и шестерых детей, писал плохие стихи и выделялся в толпе сияющими голубыми глазами и огромным красным носом. (Эта болезнь у Пайерпонтов была наследственной - к старости нос Джона Пайерпонта Моргана разросся до фантастических размеров.) Миссис Пайерпонт страдала истерическими припадками и тяжелым дерматозом. Супружеские обязанности она выполнять не могла и страшно переживала из-за своей внешности, так что жизнь бедного пастора временами становилась адом. Их дочь, Джульетта Пайерпонт, тоже унаследовала кожное заболевание - но не от матери, а от отца, страдавшего розацеей. Тем не менее она была довольно хорошенькой девушкой: влюбившийся в нее Джуниус Спенсер Морган считался самым завидным женихом среди бостонских бизнесменов средней руки.

Джуниус начал с простой торговли, а к сорока годам обладал капиталом в несколько миллионов долларов и был компаньоном знаменитого миллионера Пибоди. Сына Морган-старший воспитывал железной рукой - наследник должен был превзойти отца. В изложении детектива Фортескью история маленького Джона Пайерпонта Моргана читалась как роман Диккенса: хрупкий, хлюпающий вечно заложенным носом, подверженный нервным срывам и внезапным конвульсиям, ломоте в костях, мигреням и простудам мальчик рос под непрестанным отцовским напором - маленький инвалид должен был быть всегда и везде первым. Отец следил за тем, чтобы сын правильно выбирал себе друзей, частенько переводил его из школы в школу и не баловал душевным теплом - мальчику, по полгода проводившему в и, отчаянно не хватало любви. Морган-старший был стопроцентным викторианцем: суровым, замкнутым, не пускавшим никого к себе в душу. У матери на десятом году супружества окончательно сдали нервы, и она навсегда замкнулась в своем унылом мирке, полном настоящих и выдуманных страданий и сетований на загубленную молодость. А Джон Пайерпонт Морган, несмотря на все эти обстоятельства, исхитрялся расти смышленым, веселым и бойким мальчишкой. Он никогда не делал уроков и тем не менее отлично учился, обожал животных и ужасно любил экскурсии в лес и в горы. До тех пор пока ему не исполнилось двенадцать лет, никакой Салли Вест в его жизни не было - за это детектив Фортескью был готов поручиться своей профессиональной репутацией.

Юношеским периодом жизни отца Луиза Морган поручила заниматься другому человеку - Карл Хендерсен дотошно и скрупулезно составил список всех девочек, с которыми дружил юный Джон, разыскал всех девушек, за которыми он, повзрослев и оперившись, пробовал волочиться. Прочитав этот объемистый, насчитывавший несколько десятков страниц труд, Луиза была растрогана: ей стало отчаянно жаль папочку. У нее было хорошее воображение, и она в красках представила себе его вступление в самостоятельную жизнь, ю к первым романам: двое слуг вылезают из просторной семейной кареты и, тяжело ступая, поднимаются по сходням пришвартованного в бостонском порту колесного парохода. Они тащат большие носилки, на которых скрючившись лежит бледный, как писчая бумага, подросток: шесть месяцев назад Джон весил 67 килограммов, теперь же в нем оставалось чуть больше пятидесяти.

Родители отправили сына на Азорские острова после того, как у него обострилась ревматическая лихорадка - Джон пролежал в и полгода, школу, где он успел стать одним из первых учеников, ему пришлось бросить. Джуниус Спенсер Морган решил, что южное солнце пойдет на пользу его отпрыску. На корабле мальчик ожил, а на Азорских островах просто расцвел. Джон съедал в день полтора десятка апельсинов и толстел так, что на нем не застегивались штаны. У него по-прежнему все время что-то болело, но он научился не обращать на это внимания.

Он переживал из-за того, что на лбу высыпали прыщи (сыпь будет мучить Моргана всю жизнь - судя по всему, болезнь была наследственной), и тем не менее волочился за всеми хорошенькими девушками в округе. К отчету был приложен подробный список итальянок и португалок, которым юный ик дарил цветы и конфеты и которых он, не изменяя фамильной верности протестантской церкви, исправно сопровождал на утренние мессы. Луиза Морган не нашла среди них Салли Вест, зато прослезилась над отправленными с Азорских островов письмами, которые Карл Хендерсен разыскал в семейном архиве.

Юный Джон Морган пенял родителям за то, что они ему "почти не пишут": ему очень одиноко, и он даже завел себе канарейку, "чтобы было о ком заботиться и чтобы время проходило приятнее". Бедняга отчаянно тосковал - родители и дома не слишком баловали его вниманием, а на Азорских островах пятнадцатилетний мальчишка и вовсе почувствовал себя покинутым. В свой день рождения он получил письмо от отца: тот велел ему заботиться о здоровье, сообщал, что скоро он снова пойдет в школу и ему придется много работать - надо будет догонять одноклассников. О дне рождения сына Джуниус даже не упомянул, и Джонни разрыдался прямо над папиным письмом. Морган-старший сдержал свое слово - вернувшись с Азорских островов, мальчик работал как вол, а через год его отправили в Швейцарию, где он должен был завершить образование.

Там Джон Морган в совершенстве овладел немецким и французским и по уши влюбился в молоденькую кудрявую, чуть-чуть косящую мисс Хоффман, племянницу отцовских друзей. Он хотел даже сделать ей предложение, но вовремя узнал, что девушка уже обручена. Из Женевы Морган переехал в Лондон, где обошел все столичные музеи, завязал много полезных деловых знакомств и расстался наконец с проклятой невинностью, ив хорошенькую горничную. Но и ее, к величайшему огорчению начинающей терять терпение Луизы Морган, звали не Салли Вест.

Вскоре Джон Морган вернулся в Америку: началась война Севера и Юга, и для человека, знающего толк в коммерции, она могла обернуться золотым дождем. Грязь, кровь, марши и контрмарши: генерал Джексон гоняется за генералом Шерманом, генерал Грант теснит генерала Ли - а их солдатам нужны сапоги и винтовки, английским фабрикам, отрезанным от своих поставщиков-плантаторов флотом северян, необходим южный хлопок. Отец и сын Морганы проворачивают одну спекуляцию за другой; при этом Джон обнаруживает такой вкус к бизнесу и показывает такую деловую прыть, что Моргану-старшему иногда становится просто не по себе.

То, что спустя пару десятков лет сделает Джона Моргана самым известным Морганом на свете, проявляется уже сейчас: он холоден, расчетлив, безжалостен к конкурентам и компаньонам, к тому же склонен к чрезмерному риску. Джуниус брюзжит, жалуется на то, что перестает понимать сына, говорит, что христианин должен больше думать о ближних, но остановить Джона Пайерпонта Моргана уже невозможно. Самая совершенная в мире машина по зарабатыванию денег начала набирать обороты - он получает по двадцать, сорок, сто тысяч долларов в год, и все, кто его знает, понимают, что это только начало.

Джон Морган на подъеме - и тут к нему приходит самая большая любовь его жизни. Амелия Стергис была дочкой железнодорожного магната, она прекрасно пела, отлично шила, была хрупка, мила, безукоризненно воспитана и смотрела на мир большими удивленными голубыми глазами. Джон ухаживал за Мими на благотворительных вечерах, сопровождал ее во время морского путешествия в Англию и бешено ревновал к ухаживавшему за девушкой помощнику капитана. Когда она простудилась, Джон Морган кружил вокруг ее дома, как щегол у кормушки, а как только Амелия немного окрепла, выводил ее на прогулки.

Дела шли. Морган занялся военными ссудами, которые были нужны федеральному правительству как воздух - он размещал американские займы в Лондоне и понемногу становился одним из главных специалистов в этом деле. Девушка, которую он любил, считалась одной из лучших партий в Нью-Йорке. И вдруг в его судьбе что-то надломилось.

Мими заболела: кашель сменялся рвотой, она плохо спала, худела и бледнела, в ее доме все чаще звучало страшное слово "туберкулез"- в середине XIX века лечить его не умели. Отец посоветовал Джону расторгнуть помолвку, но тот и слушать об этом не хотел - ему было очень хорошо с Мими, заменить ее не могла никакая другая женщина.

Во время свадьбы Амелия, боясь упасть, опиралась на руку Джона, а весь следующий день пролежала в и. Когда ей стало лучше, супруги отправились в свадебное путешествие. Парижские врачи подтвердили диагноз, и из Франции им пришлось отправиться в Алжир. Джон Морган забросил бизнес: он целыми днями просиживал около жены, утром на руках выносил ее к морю, вечерами пек для нее яблоки в камине. Так продолжалось полтора месяца, затем врачи сказали, что у миссис Морган поражено и второе легкое. Мими пила рыбий жир, ослиное молоко, глотала пилюли и потихоньку угасала. Джон купил ей канареек и соловьев, каждый день приносил жене цветы и надеялся на лучшее.

Она уже умирала, когда отец вызвал его в Париж - надо было утрясти кое-какие дела, связанные с их общим бизнесом. Джон провел с ним только сутки. На следующий день он купил билет на пароход и помчался обратно. К его возвращению Мими уже отказывалась от еды и почти не могла говорить. Он припал головой к подушке, она по ала его в висок. Джон Морган всю ночь просидел у и жены, а к утру мать Мими, достопочтенная миссис Стергис, услышала всхлипы и стоны и, вбежав в комнату, увидела, что Джон, стоя на коленях перед кроватью, рыдает и просит ее покойную дочь сказать ему хоть что-нибудь...

Джон Пайерпонт Морган отвез гроб со своей любимой в Нью-Йорк: неповоротливый колесный пароход несколько недель пробирался через штормящее море, и он часами простаивал на палубе под противно секущим лицо мелким дождем.

С тех пор Морган не был счастлив - Луиза была в этом уверена. Поэтому-то она и решила заново перетряхнуть жизнь отца: старшая дочь Джона Моргана всегда думала, что по-настоящему он любил лишь ее и свою первую жену, - больше в его жизни сильных привязанностей не было. И если какая-то Салли Вест смогла подарить отцу счастье, Луизе хотелось найти эту женщину во что бы то ни стало. В общем, сыщики из агентства Пинкертона снова взялись за работу.

...После того как умерла Мими, Джон вновь начал болеть. Он перенес легкую форму оспы, у него начались нервные срывы, экземы, головные боли и в придачу ко всему он стал жаловаться на повышенную утомляемость. Морган растолстел, помрачнел и работал круглые сутки - именно тогда сложился его особый деловой стиль, ужасавший и конкурентов, и друзей.

Он контролировал все и вся, не упускал ни одной детали, носил с собой дюжину записных книжек, а когда его бизнес так разросся, что один человек уже не мог за всем уследить, заменил блокноты на такое же количество помощников. Его агрессивная, напористая и колючая манера вести переговоры поражала воспитанных в добропорядочном викторианском духе партнеров. Морган занимался бизнесом так, как будто вел войну: он производил разведку, завязывал бой и добивал поверженного противника. Деньги шли к деньгам, Джон Пайерпонт Морган стремительно богател. В конце XIX века Англия размещала в США займы на сотни миллионов долларов, и единственным посредником в этом деле выступал его банк. Тут ему и пригодились завязанные в юности знакомства и отличное знание Великобритании: вскоре Морган стал банковским супермонополистом, затем - железнодорожным королем, а торговлю золотом и оружием он освоил еще в юности. Годы шли, он стал самым могущественным человеком страны: его власть и влияние были так велики, что Морган внушал соотечественникам то религиозное почтение, то мистический ужас. Он был богом и дьяволом одновременно. Говорили, что ему свойственна сатанинская безжалостность и тот, кто задел его хотя бы по мелочи, не мог рассчитывать на пощаду. Говорили, что взгляд его больших, широко расставленных глаз не могут выдержать даже очень сильные люди: это все равно что смотреть на фару несущегося прямо на тебя паровоза. Говорили, что он нежно любит кошек и собак, помогает бедным, верен друзьям, великодушен по отношению к женщинам - лояльные к Моргану журналисты описывали его так, что ему самому становилось тошно. О его второй жене не было слышно почти ничего. Откровенно говоря, Джон Морган и сам о ней не слишком думал.

бракосочетание одной из дочерей Моргана, 1917 г.

Наивные голубые глазки, приятный полуоткрытый ротик, здоровая полнота и розовая кожа... Фрэнсис Луиза Трэйси (друзья называли ее Фанни) обещала стать отличной женой, и молодой богатый вдовец выбрал ее так, как его прадед по отцу выбирал молочных коров. Фанни вела хозяйство, занималась с ним любовью, исправно рожала детей (у Морганов были сын и три дочери) - и отравляла ему жизнь бесконечным нытьем. В Фанни Джон Морган будто снова обрел свою мать - она была так же истерична, как Джульетта, ее ничто не радовало, и в придачу ко всему после тридцати лет она чудовищно располнела и начала болеть. У нее распухали ноги, ныл живот, ее тревожили то мигрень, то понос. Больше всего на свете Фанни любила сидеть дома и жаловаться подругам на несносную жизнь.

Каждой весной Морган на три месяца уезжал в Европу: методично, так, как будто приводил в порядок молотилку или паровоз, он восстанавливал там свои нервы - и снова брался за работу. За девять месяцев Джон успевал сделать столько, сколько другим не удавалось и за двенадцать. Морган по-прежнему много болел, но ему удалось настолько сжиться со своими хворями, что они ему почти не досаждали. Жизнь шла своим чередом (детективы и архивариусы клялись Луизе, что и в это время Салли Вест в ней не появлялась), Морган зарабатывал огромные деньги и тратил их так, что его друзья-миллиардеры цепенели.

Он любил искусство и был без ума от женщин. В молодости Джон говорил, что жениться надо на тех, кто может родить и воспитать детей, к старости понял, что его привлекают дамы, в чьих жилах ает дорогое шампанское. Его ицами становились самые красивые и стильные леди Нью-Йорка: очаровательная миссис Теннант, считавшаяся украшением всех великосветских гостиных, вдова британского офицера Эдит Сибил Рэндолф, за которой волочились и американские миллионеры, и английские лорды. Враги не могли простить Моргану привычку приходить в построенную им же церковь с очередной ицей ("Он совмещает телесный блуд с блудом душевным!"), друзья ему завидовали. Сам же Морган был глубоко уверен в том, что женщины выбирают не его: их просто притягивает магия миллионов, сказочное, вошедшее в поговорку состояние.

Джон Морган был прекрасно образован и мог часами говорить о милых его сердцу скульптурах и картинах, его считали гением банковского дела - и это была чистая правда. А Моргана мучили постоянные приступы неуверенности: он казался себе уродом (к старости его нос деформировался так, что дедушка Пайерпонт показался бы рядом с ним красавцем) и неудачником - жизнь прошла как-то не так, женщину, которая могла бы сделать его счастливым, он так и не смог сберечь.

Джон не любил жену, не доверял ицам, конкуренты внушали ему презрение, компаньоны вызывали тоску. Его успокаивало только искусство: Морган-старший, когда-то методично заставлявший сына ходить в английские и французские музеи, сумел привить ему любовь к прекрасному, и теперь он - самый богатый человек в мире! - мог сделать его своим.

Морган покупал все: Рубенса, Микеланджело, Тинторетто, Ватто, античный мрамор, бронзу эпохи Возрождения, манускрипты, гобелены, рыцарские доспехи, римские фрески, голландские гравюры, фарфор, майолику, драгоценное шитье. На это уходили десятки миллионов долларов, Морган платил не глядя и сам уже не помнил, чем владеет: однажды он исчеркал знаками вопроса счет за антикварный бронзовый бюст, и секретарю пришлось удивленно объяснять, что этот бюст вот уже два года как стоит на столе в кабинете патрона.

Его доверенным лицом стала Белль да Коста Грин - молоденькая и хорошенькая, блестяще образованная американка португальского происхождения. Ее история походила на роман: еще девочкой Белль решила, что посвятит жизнь библиотечному делу, и занялась самообразованием. С годами мисс да Коста Грин стала лучшим библиотекарем в мире, тут на нее и вышел Морган, предложив пост хранителя своей знаменитой библиотеки-музея. Белль удалось завоевать его доверие, и через руки мисс да Коста проходили все антикварные закупки, которые Морган делал в Европе. Она знала, каким должен быть занимающий такое положение миллиардер: под ее влиянием Морган стал крупнейшим благотворителем Америки. Он начал жертвовать свои сокровища музеям и вскоре понял, что это может доставлять огромное удовольствие - основу собрания музея "Метрополитен" до сих пор составляют дары Моргана.

Он даже не попробовал с ней переспать: Джон слишком ценил дружбу мисс да Коста Грин и чересчур дорожил ее советами. Он рассказывал ей обо всем, она знала его дела как никто другой - не удивительно, что, вконец устав от безрезультатных поисков, Луиза Морган написала Белль письмо с просьбой рассказать всю правду о таинственной Салли Вест.

Ответ занял несколько десятков страниц. "Я испытывала по отношению к вашему отцу очень нежные чувства, - писала бывшая помощница Джона Моргана. - Он был искренен как ребенок, и легко открывал все, о чем думал. Никто не знал, как он одинок - мистер Морган походил на человека, обреченного на вечные страдания. Он был готов пожертвовать людям все, но что он получал за это? Только тошнотворное ощущение собственного богатства и власти над миром... Если бы вы знали, как часто он говорил мне о своих провалах и неудачах, о бессонных ночах и несбывшихся мечтах! Мистер Морган отлично знал, что каждая женщина, приближавшаяся к нему на милю, теряла голову и чувство собственного достоинства и умирала от желания попасть в его гарем. Ему было это неприятно - он видел, что настоящей любовью тут и не пахнет, и я уверена в том, что иногда ему становилось просто противно..." Послание было искренним и обстоятельным, Белль да Коста Грин знала о Моргане все, но - увы! - о существовании Салли Вест она и понятия не имела. Последняя ниточка к разгадке тайны отца была оборвана, и Луизе не оставалось ничего иного, как с этим смириться.

... Джон Пайерпонт Морган умер после того, как сенат США подверг его деятельность антимонопольному разбирательству. Неприятность была сравнительно небольшой, но он страшно разволновался, впал в депрессию, начал говорить о том, что мировой порядок летит в тартарары и белой расе приходит конец. Стресс спровоцировал обострение одного из хронических заболеваний, и через несколько недель Моргана не стало.

В пересчете на современные цены он истратил на искусство около миллиарда долларов, и денег после него осталось немного (Рокфеллер, узнав об этом, покачал головой: "Надо же, а я думал, он тоже из богатых".) Зато "Метрополитен-музей" получил огромное количество завещанных ему бесценных произведений искусства - Морган обогатил свою страну так, как это не удалось никому другому.

Банковский дом Моргана уцелел и продолжает пользоваться немалым влиянием в финансовом мире. Сохранился и семейный архив. В нем, в одной из бесчисленных папок с корреспонденцией, лежит письмо, которое когда-то маленький Джонни написал с Азорских островов своему дедушке - бостонскому священнику преподобному Джону Пайерпонту. В письмо вложен маленький листок бумаги с нарисованной на нем толстой желтой канарейкой. А внизу подпись, сделанная нетвердой детской рукой: "Вот моя дорогая Салли Вест. Благодаря ей мне здесь не так одиноко. Дорогой дедушка, я очень хочу домой, пожалуйста, скажите об этом маме и папе..."

По иронии судьбы люди, которым Луиза Ливингстоун Сэттерли-Морган поручила вести расследование, не обратили на этот рисунок никакого внимания. Поэтому никто так ничего и не понял...

Алексей Чупаррон

Инф. peoples