Прежде чем покинуть Пентагон в прошлом году, я заметил небольшое изменение фокуса внимания. Когда администрация Обамы представила новые инициативы как часть политики "перебалансировки в сторону Азии", они в большей степени включали Южно-Китайское море, Филиппины, Вьетнам и Мьянму. Индия становилась более крупным стратегическим партнером.
 
Начался хаотичный переход от Азии в качестве "Тихоокеанского театра действий" к Азии в качестве "морского театра действий", пишет Вэн Джексон для the Diplomat.

После ухода из правительства я заметил, что изменения стали более целенаправленными, усиленными ритуализмом и устоявшимся положением дел в Северо-Восточной Азии. Китай и Япония находятся в тупиковой ситуации в Восточно-Китайском море, а Китай и Тайвань полагаются пока на сохранение статус-кво в Тайваньском проливе. Отношения Северной и Южной Кореи застыли во времени; спустя 50 лет нормализации отношения Японии и Южной Кореи не демонстрируют признаков устойчивого улучшения.

Северо-Восточная Азия — сад, нуждающийся в постоянном уходе. Она остается ключевой для глобальной экономики и американских интересов, и конфликт в этом регионе может стать концом цивилизации. Но политики со всех сторон были в большинстве своем зажаты в угол стратегическими выборами своих предшественников. Линии споров понятны и серьезно милитаризированы, а ставки бесспорно высоки.

В других регионах Азии потенциальные преимущества присутствия и влияния также велики, но динамика споров менее прямая и прозрачная. В геополитике в регионе Северо-Восточной Азии есть некоторая жесткость, но остальной регион больше напоминает геополитический Дикий Запад.

Кажется, стратегический центр притяжения Азии движется в сторону Индийского океана и Южно-Китайского моря. Этот сдвиг имеет значение, кроме прочего, поскольку влияет на то, где и как разыграется стратегический спор держав.

Не так давно Роберт Каплан предсказал, что будущее Азии все больше начнет концентрироваться в Индийском океане и на окружающих территориях, как это было сотни лет назад. Он не ошибся. Важность Южной Азии и Юго-Восточной Азии для всех постоянно растет из-за ключевых морских путей для торговли, глобальных энергетических потоков и возможностей стать основой для проецирования силы.

Сейчас ВВС США постоянно называют Азию не "Азиатско-Тихоокеанским регионом", а неуместно многосложным "Индо-Азиатско-Тихоокеанским регионом" (хорошо, что этот термин не прижился в Пентагоне). Друзья из оборонной сферы Австралии многие годы подталкивали США к использованию названия "Индо-Тихоокеанский" регион. Благодаря различным совместным военным учениям с региональными армиями, впервые в 21 столетии Япония распространяет свое военно-морское присутствие на Южно-Китайское море и Индийский океан. После тысячелетий географической сепарации, Китай и Индия оспаривают взаимные сферы влияния. Индия не просто поглядывает на восток, но предпринимает все больше активных действий в этом направлении, а Китай сдвигает свои стратегические инициативы на юг и запад, споря с Индией за доступ к региону, присутствие и ресурсы.

В разных местах региона действует разная конкурентная логика. Любой призыв идти на крупные риски конфронтации с Китаем в Южно-Китайском море или преднамеренно провоцировать трения, чтобы заставить сделать выбор по китайскому вопросу, демонстрирует неспособность понять, что стимулы к определенному типу поведения различны в зависимости от местонахождения. В Северо-Восточной Азии речь идет об игре в шахматы, или даже в шашки. В Юго-Восточной Азии и Индийском океане игра более всего напоминает восточную стратегию, известную в Китае как "вейчи", "бадук" в Корее и "го" в Японии. С учетом сходства игроков в рамках субрегионов это может показаться странным, но структура гонки в рамках восточной стратегической игры частично складывается из жесткого, полу замороженного состояния конфронтаций Северо-Восточной Азии.

Японская военная помощь Филиппинам, китайская экономическая инфраструктура вместе с истребителем и прочим вооружением для Шри-Ланки, проекты индийских трубопроводов в Мьянме — все это примеры камней, вдумчиво помещенных на доску, о существовании которой до недавнего времени политики США даже не подозревали. Как заметил Каплан, "Движение Китая в сторону Индийского океана представляет собой менее агрессивный пример создания империи, чем тонкая масштабная стратегия пользоваться преимуществами законных коммерческих возможностей, где бы те ни возникали в местах, важных для его военных и экономических интересов". То же можно сказать обо всех игроках нового азиатского центра притяжения.

Тяжело определить, действительно ли большая часть форм помощи или сотрудничества в Индийском океане и Южно-Китайском море служат четко военной, экономической или политической цели. Но это отражает изощренность, непрямой характер игры, которую там разыгрывают. Там в моде всевозможные нетрадиционные вопросы безопасности; любой предлог помощи другим потенциально служит помощи самому себе. Государства стремятся не к альянсам, а к слабым связям, которые, по мнению социологов, могут быть достаточно крепкими во множестве различных условий.

Сравните это с Северо-Восточной Азией, где намного меньше пространства для маневра. Новые инициативы — редкие и невыразительные в сравнении с длящимися яркими спорами, к ним в целом часто относятся скептически. Нетрадиционные вопросы в сфере безопасности, такие как кибербезопасность и ликвидация последствий стихийных бедствий, периодически обсуждаются в Северо-Восточной Азии, но даже в тех редких случаях, когда поднимаются, такие вопросы оказывают нулевое влияние на геополитическую динамику региона. Любому будет трудно применить подход непрямого соперничества в Северо-Восточной Азии, поскольку там крайне жестко установлены условия взаимодействия.

Таким образом, Индийский океан и Южно-Китайское море важны не только сами по себе, но как субрегион с менее определенными правилами, который предлагает новые варианты возможностей и ограничений для тупиковых ситуаций Северо-Восточной Азии. Это одна из нескольких причин, почему я думаю, что одержимость Северной Кореей — это прошлое для Южной Кореи, а будущее Южной Кореи (хотя это может противоречить интуиции) в большей степени лежит в юго-западном направлении.

Отличительный характер соперничества в Северо-Восточной Азии в сравнении с остальной частью региона поучителен с точки зрения политического планирования. Перенесение нетрадиционного подхода к вопросам сферы безопасности на Северо-Восточную Азию, или серьезные инвестиции в местную "малую политику", вряд ли даст большие дивиденды. Как бы негативно мы ни относились к милитаризации внешней политики, стабильность Северо-Восточной Азии требует в некотором смысле конфронтационной геополитической логики. Но милитаристский подход к политике в Южной и Юго-Восточной Азии гарантирует исключительно отчуждение и изоляцию. Соперничество там жизненно важно, однако открытое противостояние сыграет плохую игру.

Современная карта Азии предполагает более чем одну игру, и знание, в какую именно игру играют в конкретном месте, как минимум открывает перспективу выиграть.

Инф. delo.ua